Обратный счет. Книга третья из серии «Сказки мегап - Страница 39

К оглавлению

сторону, отметив периферийным зрением, что там, у стены, сейчас несколько

заслоненной раскрытой дверной створкой, имеется что-то еще. И увидела

прикрепленную к потолку стальным кронштейном массивную боксерскую грушу.

Груша слегка покачивалась на тросе, как будто только совсем недавно ее

оставили в покое. Это была не новенькая груша, приобретенная для понтов, а

груша-ветеран, с белесыми потертостями на кожаных швах, и хорошо

различимыми вмятинами на теле. Рядом с ней на стене висела пара таких же

не новых боксерских перчаток.

Левее груши размещалась штанга, установленная на массивных

подставках тренажера. И сам тренажер. Тренажер и штанга – это все не так

интересно. А вот боксерская груша почему-то привела Надежду в

замешательство… Она прищурилась близоруко. На стене, рядом с перчатками,

в простой деревянной рамке немного вкривь висела фотография четырех

пацанов в полевой армейской форме, облепивших броню бронетранспортера. В

одном из них она рассмотрела знакомые черты, но был он тощий и почти

черный от загара. А сам бронетранспортер стоял на фоне белых минаретов, и

Надя почему-то решила, что это отнюдь не мирный город Душанбе.

Сюрприз. Еще один. Разве может денежный мешок, скрывающий внутри

бесформенных костюмов обмылок брюха и вялые конечности, свирепо месить

боксерскую грушу пока из нее тонкой струйкой на пол не посыплется песок?

Или будет вешать на стену старую черно-белую фотографию, где он снят с

армейскими друзьями?

Она повернула голову и наткнулась на его взгляд. Лапин смотрел на нее.

Иронично? Насмешливо?

И тогда она вдруг увидела. Она увидела рядом с собой… Как это теперь

говорят?.. Мачо. Матерого мачо. Это открытие ее сбило с толку и привело

мысли в смятение, но одновременно и включило внутренний рубильник, от

времени запылившийся. Брутальные мужчины всегда пробуждали в ней

алчность. Не корысть, а алчность. Ни к любви, ни к простому сексуальному

интересу таковое чувство отношения не имело. Скорее к спорту или

коллекционированию. Коллекция Киреевой, правда не такая большая, как ей

приписывала завистливая молва, пополнялась в последний раз давно. Надежда

думала, что к собирательству уже охладела, и этот всплеск азартного

предчувствия победы тем более ее удивил. Потому что ее коллекция состояла

из побед.

Жажда победы возникала у нее, только если мужик сам напрашивался,

чтобы его наказать, то есть был несносен и строптив, разговаривал не столько

грубо, сколько высокомерно и имел завышенную самооценку. Естественно, он

должен быть не вульгарным трамвайным хамом, коих пруд пруди, а в нем

должно иметься что-то такое, чему завидуют другие мужики и пускают слюни

бабы. То есть трофей должен быть во всех отношениях достойным.

Одержать победу над мягким, как пластилин, инфантильным слабаком,

невелика честь. А с бабниками она даже на соседних стульях не садилась.

Циничные придурки, хоть флюидов и много испускают.

Но, для справочки, Надежда никогда не опошляла свой чистый спорт

финальной близостью. Никаких кроваток в перспективе побежденной стороне

не светило. Потому что понятно, что до кроватки ты ему королевна, а после –

просто удобная подушка. Или подстилка, которой при необходимости можно

наполировать штиблеты, и подстилка не пикнет.

На последнем этапе она всегда умела вырулить ситуацию в нужную

сторону. Сафари заканчивалось тем, что Киреева вытирала прирученному

зверю сопли, успокаивала, сулила нежную дружбу навеки и строгим тоном

наставляла ценить жену, а тот кивал, соглашаясь, и смотрел на нее с тихим

обожанием.

Давненько не испытывала она такого азарта. Со временем

коллекционировать победы стало скучно. Все повторялось, и каждый раз все

было однообразно и очень предсказуемо. Неинтересно. Неинтересный народ

мужики. И легкоуправляемый.

Неужели ей вновь захотелось почувствовать свою силу? Скрутить этого

тигра-людоеда? Только потому, что у него дома обнаружилась боксерская

груша?

Заиграли магическим светом глаза. Губы сами сложились в улыбку, чья

магия стоила магии глаз. Боясь выдать себя, она спешно решала, что ей со

всем этим делать?

А, да что там! Нырнем? А нырнем. В конце концов, может, он меня и не

заметит. Хотя зачем лукавить? Разве когда-нибудь не замечали тебя мужчины,

которых ты назначала себе в жертву? Но прежде – дело.

Надежда стояла напротив разверстой ниши платяного шкафа и

задумчиво смотрела внутрь на пиджачно-брючную стену. Лапин не обманул. У

него действительно было много всего. Дюжина костюмов – это вам не хухры-

мухры, это сила. Тут были костюмы шерстяные, на зимние холода, были из

благородного шелка на весну и осень, были льняные на лето. И все без

исключения они были серые. Серые – в смысле цвета, а не в смысле того

бутика, в котором были приобретены. Здесь был костюм серо-коричневый, и

серо-голубой, и серо-зеленый, а также мышино-серый, серый в рубчик, в

полосочку, елочку и в серые конопушки.

Киреева была озадачена. Нет, она ничего не имела против этого чудного

универсального цвета, но все же ей хотелось, чтобы они предстали перед жюри

яркой парой, а не умеренно скромной, как интеллигенты из провинции.

Сама она одела маленькое темно-синее, почти черное, платье из

велюрового трикотажа с кружевным воротником-стойкой под самое горло. Но

платье имело спереди кокетку из тончайшей паутины синего шифона,

достаточно глубокую, чтобы мужской взгляд не сразу мог от нее оторваться, а